Неточные совпадения
Другого градоначальника я
знал весьма тощего, который тоже не имел успеха, потому что едва появился в своем городе, как сразу же был прозван от обывателей одною из тощих фараоновых
коров, и затем уж ни одно из его распоряжений действительной силы иметь не могло.
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности и положения в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему было тридцать два года, были уже — который полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор банка и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он
знал очень хорошо, каким он должен был казаться для других) был помещик, занимающийся разведением
коров, стрелянием дупелей и постройками, то есть бездарный малый, из которого ничего не вышло, и делающий, по понятиям общества, то самое, что делают никуда негодившиеся люди.
— Отец мой несчастливо в карты играл, и когда, бывало, проиграется, приказывает маме разбавлять молоко водой, — у нас было две
коровы. Мама продавала молоко, она была честная, ее все любили, верили ей. Если б ты
знал, как она мучилась, плакала, когда ей приходилось молоко разбавлять. Ну, вот, и мне тоже стыдно, когда я плохо пою, — понял?
— Да, да, я
знаю, это все говорят: смысл женской жизни! Наверное, даже
коровы и лошади не думают так. Они вот любят раз в год.
— Это мы
знаем. У нее — не волосья, а хвост метелкой, как у
коровы, али у зайца, пучком, значит, вот что!
— Бир, — сказал Петров, показывая ей два пальца. — Цвей бир! [Пару пива! (нем.)] Ничего не понимает,
корова. Черт их
знает, кому они нужны, эти мелкие народы? Их надобно выселить в Сибирь, вот что! Вообще — Сибирь заселить инородцами. А то,
знаете, живут они на границе, все эти латыши, эстонцы, чухонцы, и тяготеют к немцам. И все — революционеры.
Знаете, в пятом году, в Риге, унтер-офицерская школа отлично расчесала латышей, били их, как бешеных собак. Молодцы унтер-офицеры, отличные стрелки…
Еще в детстве, бывало,
узнает она, что у мужика пала
корова или лошадь, она влезет на колени к бабушке и выпросит лошадь и
корову. Изба ветха или строение на дворе, она попросит леску.
Все собаки в деревне
знают и любят ее; у ней есть любимые
коровы и овцы.
Но и хозяин
коровы не промах: он поутру смотрит не под ноги, не на следы, а вверх: замечает, куда слетаются вороны, и часто нападает на покражу,
узнавая по шкуре зарезанной
коровы свою собственность.
Ему вдруг жалко стало и дома, который развалится, и сада, который запустится, и лесов, которые вырубятся, и всех тех скотных дворов, конюшен, инструментных сараев, машин, лошадей,
коров, которые хотя и не им, но — он
знал — заводились и поддерживались с такими усилиями.
Он
знал народ, как
знали его помещики, то есть он
знал каждого мужика своей деревни и у каждого мужика
знал каждую
корову и чуть не каждый лишний карбованец в мужицкой мошне.
А чай пить и обедать опять не будешь?» — «Сказал не буду — прости!» — «Уж как это к тебе не идет, говорит, если б ты только
знал, как к
корове седло.
— Первая причина, Лука Назарыч, что мы не обязаны будем содержать ни сирот, ни престарелых, ни увечных, — почтительнейше докладывал Овсянников. — А побочных сколько было расходов: изба развалилась, лошадь пала,
коровы нет, — все это мы заводили на заводский счет, чтобы не обессилить народ. А теперь пусть сами живут, как
знают…
Отец
знал настоящую их причину и сказал Миронычу: «Надо построже смотреть за кожевниками: они покупают у башкирцев за бесценок кожи с дохлых от чумы
коров, и от этого у вас в Парашине так часты падежи».
— А вор, батюшка, говорит: и
знать не
знаю, ведать не ведаю; это, говорит, он сам коровушку-то свел да на меня, мол, брешет-ну! Я ему говорю: Тимофей, мол, Саввич, бога, мол, ты не боишься, когда я коровушку свел? А становой-ет, ваше благородие, заместо того-то, чтобы меня, знашь, слушать, поглядел только на меня да головой словно замотал."Нет, говорит, как посмотрю я на тебя, так точно, что ты корову-то украл!"Вот и сижу с этих пор в остроге. А на что бы я ее украл? Не видал я, что ли, коровы-то!
— А Христос е
знает за что! бают, по прикосновенности, что, мол, видел, как у соседа
корову с двора сводили…
Они
знают там своих
коров, своих баб, свой навоз.
Лидочка
знала, что
корова Красавка отелилась телочкой, что собака Жучка ослепла, что Фока лежал целый месяц больной и что нынешнее лето совсем огурцов не уродилось.
Давидовой
корове бог послал теленка,
Ах, теленка!
А на другой год она принесла другого теленка.
Ах, другого!
А на третий год принесла третьего теленка,
Ах, третьего!
Когда принесла трех телят, то пастор
узнал об этом,
Ах,
узнал!
И сказал Давиду: ты, Давид, забыл своего пастора,
Ах, забыл!
И за это увел к себе самого большого теленка,
Ах, самого большого!
А Давид остался только с двумя телятами,
Ах, с двумя!
О финских песнях
знаю мало. Мальчики-пастухи что-то поют, но тоскливое и всё на один и тот же мотив. Может быть, это такие же песни, как у их соплеменников, вотяков, которые, увидев забор, поют (вотяки, по крайней мере, русским языком щеголяют): «Ах, забёр!», увидав
корову — поют: «Ах
корова!» Впрочем, одну финскую песнь мне перевели. Вот она...
Припугнул,
знаете, его немножко, а то корова-то уж очень дойная: пожалуй, все бы закуплены были, не выключая даже самого губернатора!..
Хотя мы и обещали Пантелею Егорычу, при первой возможности, отправиться дальше, но пароход не приходил, и мы поневоле должны были остаться в Корчеве. По возвращении на постоялый двор мы
узнали, что Разноцветов где-то купил, за недоимку,
корову и расторговался говядиной. Часть туши он уступил нам и сварил отличные щи, остальное — продал на сторону. А на вырученные деньги накупил патентов.
— А я
знаю, у меня доказательства есть, что
коровы маменькины. Собственный ее руки я реестр отыскал, там именно сказано: «мои».
И, вспоминая недавний разговор, он чувствовал, что не
знал хорошо себя самого и что за всем, что он сказал Нилову, — за
коровой и хатой, и полем, и даже за чертами Анны — чудится еще что-то, что манило его и манит, но что это такое — он решительно не мог бы ни сказать, ни определить в собственной мысли…
Не может человек нашего времени, исповедуй он или не исповедуй божественности Христа, не
знать, что участвовать в качестве ли царя, министра, губернатора, или урядника в том, чтобы продать у бедной семьи последнюю
корову на подати для того, чтобы отдать эти деньги на пушки или на жалованье и пансионы роскошествующим, праздным и вредным чиновникам; или участвовать в том, чтобы посадить в тюрьму кормильца семьи за то, что мы сами развратили его, и пустить семью его по миру; или участвовать в грабежах и убийствах войн; или во внушении вместо Христова закона диких идолопоклоннических суеверий; или загнать забежавшую на свою землю
корову человека, у которого нет земли; или с человека, работающего на фабрике, вычесть за нечаянно испорченный предмет; или содрать вдвое за предмет с бедного только потому, что он в крайней нужде; не может не
знать ни один человек нашего времени, что все эти дела — скверные, постыдные и что делать их не надо.
«Как по недостаточности моего звания, — говорю, — владыко святый, жена моя каждый вечер, по неимению работницы, отправляется для доения
коровы в хлев, где хранится навоз, то я, содержа на руках свое малое грудное дитя, плачущее по матери и просящее груди, — как груди дать ему не имею и чем его рассеять, не
знаю, — то я, не умея настоящих французских танцев, так с сим младенцем плавно пожидовски прискакую по комнате и пою ему: „тра-та-та, тра-та-та, вышла кошка за кота“ или что другое в сем роде невинного содержания, дабы оно было утешно от сего, и в том вся вина моя».
— Тебя умудрил господь, Архип Кудимович; ты всю подноготную
знаешь: лошадь ли сбежит,
корова ли зачахнет, червь ли нападет на скотину, задумает ли парень жениться, начнет ли молодица выкликать — все к тебе да к тебе с поклоном. Да и сам боярин, нет-нет, а скажет тебе ласковое слово; где б ни пировали, Кудимович тут как тут: как, дескать, не позвать такого знахаря — беду наживешь!..
— Вот, батюшка, тогда дело другое: и подраться-то было куражнее!
Знал, что живой в руки не дамся; а теперь что я?.. малой ребенок одолеет. Пробовал вчера стрелять из ружья — куда-те? Так в руках ходуном и ходит! Метил в забор, а подстрелил батькину
корову. Да что отец Егор, вернулся, что ль?
Место, где можно было сойтись, это был лес, куда бабы ходили с мешками за травой для
коров. И Евгений
знал это и потому каждый день проходил мимо этого леса. Каждый день он говорил себе, что он не пойдет, и каждый день кончалось тем, что он направлялся к лесу и, услыхав звук голосов, останавливаясь за кустом, с замиранием сердца выглядывал, не она ли это.
— Во всех пунктах согласно, — поспешно и весело отвечал тот, — только форму, вы
знаете, Мартын Петрович, никак обойти нельзя. И лишние подробности устранены. Ибо в пегих
коров и турецких селезней палата никаким образом входить не может.
По очереди, лошадь задрал,
корову, свинью, пару овец, и хоть
знает, негодяй, что уж в лоск мужичка разорил, а все ему мало кажется.
Душа этого народа так же темна для нас, как душа
коровы, если вы хотите
знать!
Чудесное настало,
Царица, время. Знаменья являет
Везде Господь: всходили три луны
Намедни враз; теленком двухголовым
Корова отелилась; колокольни
От ветра падают. И все то мне
Печерский некий старец толковал:
Великие настанут перемены,
И скоро-де совсем не будет можно
Узнать Руси!
— Ну, теперь будет лизаться,
корова… — угрюмо говорил Гришка и показывал вид, что хочет оттолкнуть её от себя; но она уже
знала, что он этого не сделает, и ещё ближе, ещё крепче жалась к нему.
— Жалко! — вздохнул он после некоторого молчания. — И, боже, как жалко! Оно, конечно, божья воля, не нами мир сотворен, а всё-таки, братушка, жалко. Ежели одно дерево высохнет или, скажем, одна
корова падет, и то жалость берет, а каково, добрый человек, глядеть, коли весь мир идет прахом? Сколько добра, господи Иисусе! И солнце, и небо, и леса, и реки, и твари — всё ведь это сотворено, приспособлено, друг к дружке прилажено. Всякое до дела доведено и свое место
знает. И всему этому пропадать надо!
А для зверей почти для всех нужнее всего понюхать вещь. Лошадь, волк, собака,
корова, медведь до тех пор не
знают вещи, пока ее не понюхают.
У одного старика заболела жена; он пошел сам доить
корову.
Корова фыркнула,
узнала, что не хозяйка, и не давала молока. Хозяйка велела мужу надеть свою шубейку и платок на голову, —
корова дала молоко; но старик распахнулся,
корова понюхала и опять остановила молоко.
Когда настал голодный год, к старушке стало приходить так много ребятишек, что она не могла уже всем им дать молока от своей
коровы. Трем-четырем даст, а больше и нет, и самой похлебать ничего не оставалось. Не привыкла старушка отказывать, да делать нечего — поневоле отказывает, и бедные ребятишки отходят с пустыми плошками… А такие они все жалкие, испитые, даже и не плачут, а только глядят жадно… Думать о них больно. И не
знает старушка, как ей быть и как между всеми молочко делить…
Ну, далее, понятное дело, бабушка рассказывала, что даже лошади,
коровы и собаки
знали его и при встрече с ним изъявляли радость.
Узнала, что флегматичная, ленивая и тупая Маша Рыжова мечтает быть где-нибудь ключницей в богатом доме, ухаживать за
коровами, за птицами, за домашним скотом. В этой равнодушной душе горел огонек любви к покорным человеку бессловесным тварям.
И подпасок, гонящий
коров, и землемер, едущий в бричке через плотину, и гуляющие господа — все глядят на закат и все до одного находят, что он страшно красив, но никто не
знает и не скажет, в чем тут красота.
— Что ж мне тебе рассказывать? — вздыхает Филаретов, мигая нависшими бровями. — Очень просто, драка была! Гоню я это, стало быть,
коров к водопою, а тут по реке чьи-то утки плывут… Господские оне или мужицкие, Христос их
знает, только это, значит, Гришка-подпасок берет камень и давай швырять… «Зачем, спрашиваю, швыряешь? Убьешь, говорю… Попадешь в какую ни на есть утку, ну и убьешь…»
Он
знает, какими травами лечат болезни, не затруднится
узнать, сколько лошади или
корове лет.
— Понимаю, ваше благородие! Но я касательно бабы, потому, изволите
знать, деньги-то коровьи… Отцу Иуде
корову продали…
Каждое отдельное животное: лошадь, собаку,
корову, если я
знаю их и имею с ними серьезное душевное общение, я
знаю не по внешним признакам, а по тому особенному отношению к миру, в котором стоит каждое из них, — по тому, что каждое из них, и в какой степени, любит и не любит.
Кроме обычных посетителей и просителей, нынче еще особенные: первый — это бездетный, доживающий в большой бедности свой век, старик крестьянин; второй — это очень бедная женщина с кучей детей; третий — это крестьянин, сколько я
знаю, достаточный. Все трое из нашей деревни, и все трое по одному и тому же делу. Собирают перед Новым годом подати, и у старика описали самовар, у бабы овцу и у достаточного крестьянина
корову. Все они просят защиты или помощи, а то и того и другого.
Помните вы гаденькие подхихикивания Мережковского, рисующего, как Толстой спасается от мужика, просящего у него на
корову, как перепрыгивает через канаву со словами: «я этого ничего не
знаю!».
Первый говорит зажиточный крестьянин, высокий, красивый, стареющийся человек. Он рассказывает, что пришел староста, описал
корову и требует двадцать семь рублей. А деньги эти продовольственные, и, по мнению крестьянина, деньги эти не следует брать теперь. Я ничего этого не понимаю и говорю, что справлюсь,
узнаю в волостном правлении и тогда скажу, можно или нельзя освободиться от этого платежа.
— А враг его
знает: в окно глядел да увидал, что не тем боком
корова почесалась. Помилуйте, ведь обидно: он всего тридцатую тысячу докладает, да и к той до сотни недостает.
— Не
знала… Так я тебе и поверю… Врешь, мерзавка, врешь,
корова долгохвостая… Я тебя выучу, как у меня в доме шашни с мальчишками устраивать.